Русские и буряты. Забытая война. Часть III. Кровавая расплата

Ранее: Русские и буряты. Забытая война. Часть I. "Милость и подарки"

Буряты и русские. Забытая война. Часть II. Погром «улусов брацких»

…Кодогонь лежал в забытье. И чудилась ему войлочная юрта, во владениях Тушету-хана, куда он, в ожидании прибытия калыма, завлёк будущую жену. Всё было пристойно, без блуда. Уянга, отведав угощений, напевала старинный сказ о Великом Хаане. Её низкий грудной голос завораживал многих, монголы прозвали её Уянга дуучин – певунья.

- И пришли, когда Хаан был на охоте, люди севера, напали на аил[i], пограбили, да жену Хаана уволокли в плен. Долго не стал горевать, собрал верных друзей, да соболиную шубу, что была приданым жены его, Бортэ-учжин. И поехал Великий к своему названому отцу, Тоорил Ван-Хаану, и поднёс ему шубу ту… В ту пору, кочевал рядом и анда[ii] Хаана, джадарадского рода Жамууха-сэчэн, и присоединился…и пошли они на тех северных людей, разбили и жену Хаана освободили[iii].

Уянга замолчала. Потом поднялась, и вскричала – А ты, ты освободишь меня, Кодогонь? Хватит лежать!

- Поднимайся, Кодогонь! Хватит лежать! – нойон внезапно очнулся и присел на кошме.

- Ну наконец, - осклабился неунывающий Кутугур, - Я уж хотел тебя ножом ткнуть.

Кодогонь огляделся. Вокруг сидели Баадай, Сэдэг, Хэнэгэ и стоял младший брат.

- Долго я спал?

- Да весь день, что притащили вас в юрту, - буркнул Сэдэг-нойон, - Кутугур вон, давно очнулся уж. Тебе сильнее досталось.

- А где Баярхан?

- Послали за ним, говорят, на него тоже напали мангады.

Дверь отлетела от пинка. Хотя открывалась снаружу.

- Кодогонь! – с рёвом влетел в юрту Баярхан-нойон. Крупный, крепкий, на полголовы ниже Кодогоня, но с руками толщиной с его ногу, он, обычно добродушный, как почти все здоровяки, не был похож на себя. По щекам нойона текли слёзы, а в глазах кипела ярость.

- Напали жёлтые собаки… Я на охоте был! Жена не доглядела…увели мангады моего старшего, Бугалдая!

- Успокойся, нойон, - недовольно зыркнул Хэнэгэ, - У Кодогоня всех увели – и детей, и Уянга-хатан.

Баярхан присел, снял шапку.

- Прости… Что делать будем?

Кодогонь приподнялся. Кутугур поднёс чашку с аарсой[iv].

- Снились мне кочевья Тушету-хана… Люди, живущие в войлочных юртах, живут ещё подальше друг от друга, чем мы. Но когда появляется враг, объединяются, и скопом либо нападают, либо оборону держат. И нам так надо. Сколько людей, натягивающих лук, у нас осталось, Кутугур?

- И десятка не наберётся.

- У тебя, Баярхан?

- Многие уйти успели, десятка три с половиной.

- Хэнэгэ?

- Два с половиной.

- Сотню-то вместе наберём, - заключил Сэдэг-нойон. Что скажет наш ахай? Сэдэг посмотрел на обычно молчащего Баадая, старшего по возрасту среди икинатских владетелей.

- Собираем хурээ[v] вокруг Кодогоня, - просипел Баадай.

***

Максим Перфильев, получив от Уянга-хатан взгляд, полный презрения и злобы, не мог найти себе места.

- Что делать…Сказать, чтобы оставили? Да приказ… Украсть? Найдут…Вернуть Кодогоню? Всё равно придут и сызнова погромят…

В избу вошёл Ванька Москвитин.

- Всё готово. Можем отправляться.

Максим кивнул, - Присядь на дорожку. Вот тебе моя отписка, о худых делах, что здесь Хрипунов творит, без на то соизволения. Дороги тебе…

Ванька взял свиток, почесал только начавшую густо расти бороду.

- А Уянга как? Думал, оставим мы её туточки…

- Меньше думай! Вернётся Хрипунов, всем головы поотрубает! А там, в Енисейске, она будет под призором, подальше от лихих людей… Передай на словах воеводе, что это есть ясырка знатная, муж ейный князец, мягкой рухляди даст за неё.

…Хрипунов вернулся. Да не так, как сам хотел. Ни полусоболя, ни белки ледащей не взяли. До больших брацких людей на Осе-реке не дошли.

Остатки полка еле заходили в кошт. Перфильев и оставшиеся люди со страхом смотрели, как измождённые казаки да служивые еле плетутся, лошади, уныло тащат телеги и волокуши, на которых валяются стонущие и больные люди. Впереди понуро шагал Митька, по прозванью Палач, здоровенный мужик, что в бою орудовал бердышом, как мелким топориком. Некогда здоровенный. Усох Митька до невозможности.

- Вот, шли мы к Осе-реке, да хворь одолела. Половина люда зараз слегла. От другой половины половина сбёгла до Красного Яра. Пока обратно шли, помирать стали, людишки-то…

Максим осматривал повозки. Люди лежали вповалку, лица, а особенно шеи, были в нарывах, кто-то харкал кровью, у кого-то шла кровавая пена изо рта.

- Где Яков Игнатыч?

- Вот…Тоже кровью исходит, изо рта, да под себя…

Хрипунов лежал на отдельной телеге и выглядел не лучше других. По злой иронии, не мог уже говорить атаман, а только хрипел.

- Лекарь Федот где?

- Кончился, дён уж осемь как…

- Ванька! Иринцейку зови, знает мож что-то…

Привели шамана, что был оставлен в коште. Иринцейка осмотрел Хрипунова, других, потом содрал с атамана одежду. Тело его было сплошь покрыто чирьями, некоторые уже полопались, и вытекший жёлто-зеленый гной растекался по несчастному.
- Боома[vi], - покачал головой шаман, - Что ели по дороге? Посмотрел строго на Митьку-палача. Рядом тут же переводил толмач Гэдэргээ.

- Да, нашли у берегу корову, без призора думали. Да и завалили. А тута - эть! тунгус из лесу, ну мы и его того… А корову ту от голодухи почти сырой съели.

- Одёжу со всех снять да сжечь. Чирьи не трогать. Люд пошлите в лес, чтобы подорожник-траву искали. Да молока скисшего наготовьте. Атамана в избу.

Максим и Митька-палач затащили Хрипунова. Рядом ковылял шаман и семенил Гэдэргээ. Атаман лишь озирался, никого не признавая.

- Зря пошёл на Осу-реку, - почесал затылок Иринцейка, - живут там великие чёрные шаманы, которых и сами большие булагаты побаиваются. Молятся они по ночам, на восток. Они то, видать, и наслали на отряд ваш проклятие Ухин Хара Тэнгэри[vii].

Хворь эту попробую изгнать из кого смогу. Но атаману вашему уже ничем не поможешь. Вам она без опасности, так что можете тута быть с ним.

Перфильев задумался.
- Кровью взяли брацкие головишну[viii], за погром…

Иринцейка вышел. Перфильев и Митька присели, да и заснули. Спозаранку Хрипунов стал заходиться в кашле.

- Кончаюсь я... Дьякона зовите…

***
Кодогонь, тем временем, накапливал силы. Все нойоны икинатские собирали своих людей и переселялись в общее место. И хотя у Кодогоня людей было меньше всех, его родовитость признавали все.

Нойоны разбирали свои деревянные юрты и ставили в урочище у реки, в центре поставили большую, для разговоров. Кодогонь сам строил, ходил то с топором – деревья рубить, то с луком – за добычей лесной.

Во время, когда владетельный нойон обтёсывал бревно, опять с криком налетел на коне Кутугур.

- Ахай! Вести с мангадского улуса! Хрипунэ умер!

Все нойоны собрались в большой юрте.

- Надо нападать! Отбить наших! Всех мангадов на расправу! – ярился Баярхан.

- Тихо…Как нам прислана весть, всех аманатов отослали на Хэм-мурэн[ix], - Кодогонь встал, поправил кушак, что подарил ему Максим Перфильев, - Значит, раз не дошёл Хрипунэ до Осы, значит, их нойоны увели людей и все они в сохранности. Я поеду к большим булагатам, буду просить помощи. Пока нет меня, всем владеет Баадай-нойон. Понял, Кутугур?

Взяв с собой рассудительного Сэдэг-нойона и десяток всадников, Кодогонь направился к Осе.

Долго шли глухоманью, пока не вышли на открытую местность.

- Какой простор! – выдохнул Кодогонь, - Давно я тут не был. Последний раз, как жену искал… пришлось тогда с Хууртэем, сыном Муры-нойона бороться…

- Говорил уже, много раз, - устало протянул Сэдэг.

- Сзади! – вдруг крикнул Кодогонь, выдернул лук, и приложил стрелу.

- Тихо, тихо…, - улыбаясь, и разведя руки, подвесив саблю на цепи, из леса выехал Хууртэй-нойон. За ним виднелись вооружённые булагаты.

…Я дам вам два десятка, - сдвинул брови Хууртэй. Кодогонь поморщился.

- Мы стоим как заслон перед вами, закрываем от этих проклятых мангадов! У нас людей, натягивающих лук, и сотни нет, людей, владеющих саблей – половина, в доспехах – я, да нойоны…

- Погоди…я о том и хотел сказать, - Хууртэй прищурился, - а ты начал говорить, как будто это ты хууртэй[x], ха-ха! Даю я тебе не просто двадцать всадников, а натягивающих лук, владеющих саблей и в доспехах, один десяти стоит. Понимаем мы, что вас перебьют – за нас примутся. Прими пока такой заслон, Кодогонь.

С новым подкреплением шёл обратно нойон. И думал, как бы силу покамест улучшить.

- Не готовы мы выступить против мангадов… Людей надо приучить к воинскому делу, как считаешь, Сэдэг?

- Надо бы нам устроить зэгэтэ-аба[xi], - ответил тот, - В старину, бывало, вместе ходили, с ашабагатами и большими булагатами, по десять сотен набиралось.

- Прав ты, нойон. И запасы дичи нам пригодятся, зима скоро…, - поёжился Кодогонь.

***
После смерти Хрипунова, в коште царило сплошное безобразие. Люди стали жить врозь, по отдельным избам. Никакой изгороди ставить не думали – побили же брацких.

Пелымцы там, тобольцы тут, сургутчане ещё где-то… Все подарки, что везли брацким, поделили, собирались только чтобы в котле на дюжину вёдер хмель варить.

Максим с оставшимися верными служилыми отдельно жил. Не выходил никуда, ни на охоту, ни на разведку. Лежал у печи, да вспоминал Уянга-хатан. Ничего не волновало, не интересовало Перфильева. До той поры, как не прибыли в кошт други его.

…Опять сварив хмеля, удумали в коште забаву. Притащили откуда-то двух захваченных братских женщин, встали кругом, раздели догола, и стали гонять туда-сюда. Полсотни пьяных казаков, служилых, да прочего сброда, что за зиму совсем тут одичал, орали, свистели, гикали, хлестали кнутами и пинали несчастных женщин. Те, избитые, падали в весеннюю грязь, метались и рыдали в голос. Пара лихих разбойников, сняв портки, уже приноравливались надругаться, как вдруг раздались выстрелы.

- Стоять! Слово и дело государево! – в круг, раскидывая хмельную ватагу, ворвался всадник в богатом стеганом доспехе и шлеме, размахивая саблей. За ним скакали казаки, паля в воздух.

- Я Вихорь Савин, прислан по велению государя! Не сметь своеволить! Ишь, развели разброд, окаянные…

Они с Перфильевым старые были друзья, вместе разбойных людей ловили ещё на Уральской гряде. Вместе с боярским сыном Савиным прибыли обратно и Ванька Москвитин, и все ясыри, взятые Хрипуновым.

- Такие дела, Максимка, - молодцевато улыбнулся и подмигнул Вихорь, - Я таперича атаман ваш! А ты то почто такую шатость здесь допустил?

- Да кто я…, - давно уже ко всему безразличный, обросший как леший, Перфильев досадливо сплюнул, - Подьячий худородный, чай не из дворян, не сын боярский… Да и сами смотрите по сторонам. И ваши головы здесь недороги…

Вихорь Савин шёл по кошту. Рядом плёлся, почесывая бороду, Максим. Навстречу им выскочил пожилой худой бурят, в истрепанной хламиде. 
- Что за блажной? - спросил Вихорь. 
- Да шаман ихний, Иринцейкой кличут. Вреда от него нет, баловство одно. Вот и ходит по кошту, без призора.
Но не просто так, ох непросто бродил туточки Ерэнсэй-бөө. Все вести доходили отсель до ушей Кодогоня...Но не нападал икинатский нойон. Как нападешь, коли вся семья в плену в Енисейске заточена?

…Ещё после того, как ушёл от Кодогоня с ясаком богатым Максим Перфильев, позвал нойон шамана икинатского.
- О, могущественный Ерэнсэй, помоги. Пригляди за мангадами этими, может они и взаправду знаются с силами тёмными…
Шаман, тощий, согбенный старик, ухмыльнулся.
- Знаю, почему меня просишь, нойон…Потому что с виду я странный дурак, на старости совсем с ума сошедший…ладно…всё понимаю я…
Уходя, Кодогонь оглянулся – Тэнгэри будет тебе в путь, мудрец.

- Вот, привезли взад полонённых, - Вихорь махнул рукой, - сказано, дать брацким князцам жалованное слово государево, что вертаем мы ясырей, за их шерть[xii] и ясак.
Перфильев оглядел нестройные ряды привезённых из Енисейска. И увидел её…Уянгу. Но никак не показал себя Максим. С деланным безразличием дальше пошёл. А уж та тоже не посмотрела. Время и плен выбили из неё все чувства похлеще, чем у Перфильева.

***
Кодогонь готовился к встрече. Да, он уже знал от Ерэнсэй-бөө, что привёз новый атаман и жену его с детьми, и сына Баярхана, и остальных аманатов.

Все нойоны собирали богатые дары, лучшие меха, мясо готовили, варили архи в таганах.

Но всё пошло не так…

Вышел спозаранку во двор кошта Митька-палач. Опять с плохим настроем, да выпить хотел. И увидел Бугулдая, сына Баярхана, которого по малолетству отпустили казаки до ветру сходить.

- Ооо! Нехристова тварь! Бесёныш! Ты Якова Игнатыча хворью заморил!

Что нашло на Митьку, незнамо, но схватил он ослоп, и стал им избивать нойонского сына, тот даже слова в ответ не сказал, упал замертво.

И Ерэнсэй всё увидел. И передал.

…Баярхан-нойон сидел молча. Лицо его было непроницаемо. Все собрались, чтобы встретить Вихоря Савина. Другие нойоны с опаской смотрели на Баярхана. Кодогонь уважительно сам разливал архи, пока не зашёл Савин с толмачом Сидором Аникиевым. Максим Перфильев идти в посольство отказался, заболел, дескать.

Передал Вихорь уговоры царские.

- Отпали вы от руки государевой, поелику погром вам учинил лихой человек Яков Хрипунов по созволению князя Шаховского. Государь наш, Михаил Фёдорович, об этом и не ведал, и велел наказать ослушников.

- Это недоразумение можно решить. Отдайте нам наших людей, - ответил Кодогонь.

- Спервости вы принесёте шерть государю, затем мы отдадим двух-трёх. Женишку твою, князец, начала за ради.

- Да они издеваются над нами! – заорал Баярхан и выхватил саблю. Никто не успел ничего сделать, как нойон в один прыжок оказался перед Савиным и разрубил его от плеча до живота.

- Вот моя кровавая анза[xiii]…, - безумно сверкнул глазами Баярхан.