Бурятский киноактер о конфликте с Александром Абдуловым и «квартиринках» с Цоем и Башлачевым

Бурятский киноактер, а фактически гражданин мира ЯНДАНЭ (в миру - Пётр Янданов) в интервью ИД «Буряад унэн» рассказал о главной роли во МХАТе, о стихах и трудной жизни в столице России.

 

 

Для начала хотел бы уточнить: я, скорее, киноактёр, потому что кино – это всего лишь одна из моих ипостасей. А к Бурятии, как и вообще Азии, я имею отношение только как фантазиат, потому что вся моя жизнь или проходит в фант- Азии, или осуществляется в ней.

 

Так вот: очередным осуществлением её явилось приглашение работать во МХАТ. Мне до сих пор трудно в это поверить, но это фантастическое событие служит доказательством того, что мой рост продолжается, и всё, о чём я мечтаю, рано или поздно сбудется.

 

Я был приглашён в спектакль по Вампилову «Прошлым летом в Чулимске» - на роль эвенка Ильи Еремеева. В фильме «Валентина» у Глеба Панфилова эту роль исполнял знаменитый по «Дерсу Узала» Максим Мунзук…

 

 

Тем, что в фильме начисто отсутствовала судьба колоритного героя, от которого даже не требовалось и никакой актёрской игры. У нас же полный текст пьесы со всеми её сложными выкрутасами и юмором.

 

 

Разумеется. Хотя никто из критиков не отметил моей игры и, кроме того, что мой огромный цветной портрет в этой роли украсил страницу газеты «Культура», я ничем пока похвастать не могу. Но на самом деле я играл самого себя, то есть свою судьбу…

 

 

Если старый эвенк пришёл в посёлок, чтобы получить пенсию, не имея никаких документов, и ни с чем собирается уйти назад, в тайгу, то я точно таким же образом безо всякого актёрского диплома притащился во МХАТ со своей далёкой лесной дачи - поскольку на тот момент моя мастерская была под замком – весь в дорожной грязи, пропахший дымом и тоже с рюкзаком… И вместо слов «Зандеев Петька давно пенсию получает», я говорил «Янданов Петька»… Я курил свою собственную трубку, играл на собственном же варгане «Дым над водой» Deep Purple, ругался матом: «Мхат твою мать!», икал после выпитой водки»: «Вгик! Вгик!», а напоследок, уходя в тайгу, говорил, что там «меня Щепка, Щука ждёт…».

 

 

Выбирать мне пока не приходится: актёру на самом деле всё равно, что играть – лишь бы платили деньги. Недавно я изображал дворника-таджика в сериале «Участковый» - и был рад тому, что вернулся на старый круг по спирали в соответственно ином качестве. В начале жизни в Москве я работал дворником четыре года, и в то время на съёмках уже своего третьего фильма «Чёрная вуаль», когда костюмерша, раздавая костюмы массовке, спросила: «Кто здесь «дворник»?» - машинально ответил: «Я!». И люди вокруг подумали, что актёр шутит…

 

 

Конечно! Я, например, во время съёмок в такой незавидной роли смог скататься на Мальорку, где прожил три недели, и потом ещё и в Париж на такое же время… Дело в том, что меня пригласили попутно принять участие в праздновании 60-летия Вагита Алекперова, главы «Лукойла», где я должен был изображать очередного шамана. Полсотни артистов высадились на мыс, арендованный вместе с дворцом: ковбои с лошадями, оракул с гадалкой, поручик Ржевский с картами и прочие артисты ждали богатых гостей с 12 часов, но те спустились на берег с двух океанских яхт только в девять вечера на сам концерт. Пальмы вокруг концертной площадки были одеты в берёзки и украшены валеночками с лубками. И только человек восемь, самых трезвых гостей дошли в полной темноте до моей «Зоны Сибири» с подземным музеем, где на входе их ждало развлечение: бармен, вливающий в горло ледяного женского торса водку «Белуга», которая затем вытекала между ног в рюмку... В ожидании гостей я то и дело прикладывался к рюмке, пока ледяная дама медленно таяла на моих глазах. И только одна девушка после просмотра фильма о «Лукойле», решила попробовать с кавалером рюмочку – получалось, что такой шикарный бар был привезён на Мальорку только для меня! Снимаясь на память, я обнял одной рукой горячую талию испанской манекенщицы, а другой - холодную талию «барменши» - и испытал такой потрясающий контраст!

 

 

фильм «Ермак», 1995 год. Янданэ в роли муллы

 

 

Когда я вернулся из Парижа, меня сразу же по приезде пригласили в антрепризу - в молодёжную комедию «Опасные мальчики» с сериальными звёздами из «Универа», «Глухаря» и т.п. Но пьеса была пошлой, мне светила роль очередного китайца-гастарбайтера – я не сошёлся в своих взглядах с драматургом, а режиссёр, узнав, что я не только никогда не выступал на сцене, но и вообще не учился на актёра, решил обойтись без меня... И я потом был рад такому отказу, потому что не испортил таким образом биографию, начав театральную деятельность сразу со МХАТа. Я давно мечтал о том, чтобы меня пригласили в какой-нибудь театрик, чтобы хотя бы почувствовать, что такое сцена – но вовсе и думать не мог о самом МХАТе! Я же не сумасшедший... И это случилось накануне моего 55-летия: я собирался отметить его символично на экваторе, то есть на Мальдивах, но МХАТ затмил всё, и я отметил свой юбилей на сцене прославленного театра! Это было 100%-е попадание: режиссёр не хотел никого гримировать под эвенка и потому обратился на «Мосфильм» с соответствующим требованием - и ему ответили, что такой у них только один... Материал мне был предельно близок: я начинал в литобъединении «Баргузин» у Кима Балкова, который учился с Вампиловым в одном институте, и я сам учился в БГПИ у сестры Вампилова, которая, кстати, услышав от студентов во время лекции про стихи некого Петра Янданова, ответила, что такого поэта нет…

 

 

К сожалению, слова сестры Вампилова и сейчас близки к истине: я не существую в московской культуре ни как писатель, ни как художник… Я писатель, который пишет - то есть это вовсе не означает, что я что-то написал… А, вернее, - издал, потому что понаписано-то много: подготовил к изданию два романа, но в наше время издать книгу неизвестному автору трудно. А, вернее, почти невозможно: когда я после мотаний по журналам и издательствам, наконец-то, был взят и туда и сюда, мне в обоих местах признались, что они берут только одну рукопись из ста… Сначала я обрадовался, что прошёл такой строгий конкурс, но потом подумал: а что делать остальным 99-ти пишущим, которые никогда не будут напечатаны, и которые таким образом испортили жизнь не только себе, но и своим родным, теша их пустыми надеждами…

 

К этому приплюсовывались и злосчастные стечения обстоятельств: когда мой роман был принят в «Октябрь», и я отправился сокращать его, то когда вернулся – мой редактор уже уволился… А когда журнал «Юность», где я когда-то работал, решил напечатать первый роман, редактор умер через десять дней после звонка мне!.. Издательство же, которое выпускало книги Нобелевских лауреатов, после внесения меня в издательский план, внезапно закрылось...

 

 

Да, я задумал большую эпопею под названием «Одиссея», которая по моему замыслу должна стать последним произведением мировой литературы, завершающим ее. Это будет пересказ великой эпопеи на основе моей многообразной жизни – своего рода автобиография, где каждый её эпизод будет рассматриваться под углом зрения классического произведения. Я начал писать её с середины, то есть с «Божественной комедии» и уже написал первую часть «Ад» - о моей работе в морге. Без ложной скромности признаюсь, что в «Октябре» мне сказали, что, издав этот роман, я стану «богатым, культовым и конвертируемым писателем»… И два издательства уже стоят в очереди на него, ожидая, когда же я его закончу редактировать. «Чистилище» - это о моей работе дворником в Москве и всех полагающихся мытарствах – само собой разумеется, это Чистилище не менее настоящее, чем Ад, который я прошёл… Я тогда регулярно таскал через Тверскую, тогда Горького, мешки с пустой посудой в пункт приёма, прямо расположенный напротив МХАТа, и, конечно, думать не мог, что через столько лет смогу в нём выступать… И сейчас, когда я туда принят, со всей очевидностью наступила эпоха РАЯ, которую я описываю день за днём…

 

 

По галереям же я давно перестал ходить: этот московский мир совершенно закрыт и варится в своём соку или дерьме, сами решайте… Питер в этом отношении несравнимо лучше: когда я там жил, то был знаком почти со всем миром андеграунда. Достаточно сказать, что был вхож в мастерские «Митьков» (Венедикт Ерофеев о Владимире Шинкарёве узнал впервые от меня, когда я был у него в гостях в Москве) и был дома у Бориса Гребенщикова и группы «Кино» - одним из первых, держа в руках пластинку «Красная волна». Я знакомил самих ленинградских музыкантов с песнями Александра Башлачёва, с которым пил чай вместе с Виктором Цоем за одним столом и даже играл им свои песни…

 

И если в Питер мне можно было приехать с пятью телефонами и через них выйти на всех, то в Москве после одного звонка связь обрывается, а после посещения дома знаменитости, второй раз не только не хочется заходить, но даже здороваться… Я, приехав в Москву, почувствовал себя талантливее всех художников вместе взятых, а в результате так и не смог никуда влиться. Достаточно сказать, что печально знаменитый Марат Гельман трижды отказывал мне – сначала поселиться в Фурманном переулке, где обитали художники, потом взять на хранение мои картины, когда меня выгнали из дворников, а затем и, когда мне все говорили: «С такими картинами нужно идти только к Гельману!» - тот вовсе не захотел со мной разговаривать…

 

Литература же не приносит мне ни копейки. Поэтому меня спасает и держит на плаву только кино.

 

 

Ну, нет, я недавно продал большую картину, изображающую Красную площадь в виде «Трёх богатырей» за 10 000 $. Она не понадобилась никому – от Третьяковской галереи до музея города Москвы, но зато нашла себе место в квартире у испанского дипломата из Барселоны. Я сам не хотел её продавать, не выставив, как следует, тем более, столько труда в неё вложил и времени (история же её создания и передряг – целая эпопея!) Но мне сказали, что сейчас ничего не продаётся, и таких цен вообще нет – и я согласился…

 

 

 

 

О, это отдельный разговор! Даши Намдаков, и в действительности в отличие от меня, живущий под Москвой, когда я наведался к нему по делу, не только не налил даже чаю, но даже потом не спустился со второго этажа мастерской, не говоря о том, чтобы проводить до ворот… Узнав о существовании галереи «Ханхалаев», я обрадовался, что вот, наконец-то, буряты мне помогут – но тот сам всё время был занят, когда я в течение часа звонил в офис, будучи по соседству, то отходил, то снова был занят, а когда, всё-таки освободился – мне сказали, что у них так много желающих, что мне лучше выслать фото по почте… Видимо, оба земляка не имели никакого представления обо мне.

 

 

Нет, народные точно так же забывают слова и путают сцены, и моё вхождение во МХАТ произошло безболезненно: во-первых, я 20 лет, можно сказать, занимался на кинотренажёре и потому первый полёт без инструктора, то есть выход на сцену прошёл удачно. К тому же в самом театре я встретил нескольких режиссёров, актёров и даже гримёров, с которыми раньше работал: и одна актриса из нашего спектакля снималась вместе со мной, а другая, Юлия Чебакова – вообще была родом из Большого Куналея! Что говорить, если здесь я встретил даже свою «дочку» Дарью Мороз...

 

 

Дело в том, что мы вместе снимались в «Нанкинском пейзаже» Валерия Рубинчика: Даша купила себе чёрные линзы, на неё надели парик, оттянули глаза – и, став похожей на мою племянницу, она уговорила режиссёра, чтобы он дал ей сыграть вторую роль китаянки. К сожалению, это был единственный по-настоящему Художественный фильм, в котором я принимал участие.

 

 

Страха не было. Когда мы после репетиционного зала перешли на сцену, в зале сидели те же люди, потом постепенно народу стало прибавляться, пока тот на предпремьерных показах не заполнился папами-мамами – и премьеры уже никак не выделялись, тем более, что спектакли шли один за другим. Тяжело было мне только потому, что спектакль начинался с меня, как и второй акт, и потом приходилось сидеть на сцене целых полчаса без перерыва…

 

Сцена это такой феномен, что требует отдельного разговора. Несмотря на то, что кино – это великая иллюзия, театр гораздо сложнее и уникальнее кинопроцесса.

 

 

Да, если раньше я не считал себя киноактёром, то теперь не считаю театральным… Одного спектакля слишком мало, чтобы называть себя актёром театра.

 

 

Недоволен, потому что фактически их у меня и нет… Единственная, по большому счёту, моя актёрская роль – это Слуга в «Чёрной вуали». Всё же остальное – почти одни типажные роли, где вовсе не требуется актёрского мастерства. Слава, конечно, греет актёра и возвышает, но с меня пока достаточно того, что мне на улице улыбаются прохожие.

 

 

Смотря как относиться к съёмкам: для меня, например, запомнились съёмки в сериале «Мужчина во мне» только тем, что на них я смог приобрести редкую книгу. Я изображал очередного гастарбайтера, который хотел снять квартиру героини Галины Петровой, и когда я оказался в «квартире», то обнаружил, что в прихожей на книжной полке валяется Саша Чёрный в «Библиотеке поэта»!.. А я был заядлый книголюб в то время, когда редкая книга была единственной интеллектуальной ценностью и предметом престижа, и собрал одну из лучших библиотек в Улан-Удэ. Но у меня среди редких поэтов не было, как это ни забавно звучит, только Белого и Чёрного… Андрея Белого я как-то сумел в последнее время купить по дешёвке, но Саша Чёрный мне всё оставался недоступным, потому что продавался в Москве по 600 и даже 800 рублей. И вот – эта дорогая и редкая книга лежит на съёмочной площадке как простой реквизит! Я попросил разрешения у реквизитора заменить так долго выискиваемую книгу на другую – такого же цвета – и тот после съёмок просто отдал мне её!

 

Вообще, скажу, что многие мои завистники в актёрской среде поразились бы, узнав, то актёрство для меня по сравнению с основными занятиями всего лишь хобби, отнимающее у меня минимум времени. Посудите сами, предположим, что у меня в году бывает около 10-20 съёмочных дней – и что, по вашему, я должен делать в остальные 300 с лишним дней? Другое дело, что на эти 10 дней можно жить целый год…

 

И суть не в том, что ты снимаешься в дурацком сериале, а в том, что когда я прихожу на площадку, то могу увидеть недостатки сценария, несоответствие деталей и вообще написать плохую рецензию (хотя на фильмы, в которых снимаюсь, я не пишу ничего). Я стараюсь также прочитать весь сценарий фильма и просмотреть весь сериал, даже если у меня там всего одна сцена. Потом я стараюсь дописать свою роль или изменить её в лучшую сторону, если это возможно. И вообще в кино многое может ускользнуть от взгляда зазнавшегося актёра, и тот, кто не интересуется окружающими и занят одним собой, может попасть впросак.

 

 

Например, всё в той же «Чёрной вуали». В первый же съёмочный день произошёл некрасивый инцидент: Абдулов, его партнёрша и я, сидели в перерыве в комнате на диване, актёры репетировали сцену, и Саша, гордо сидя с откинутой головой, свысока попросил актрису наклонить во время объятия голову ниже… «А куда же ниже?» - спросила та на второй раз. «Куда-куда? На «х» начинается, на «у»… на «и краткое» заканчивается! - ответил небрежно Абдулов. – Хоть раз-то ты в жизни это делала!».

 

Актриса залилась хохотом и, повернувшись ко мне, сказала со смехом: «Вот мудак! Никогда больше не снимайся в кино!», я обалдел от такого заявления: если я представился ей, как писатель и художник, то это вовсе не означало, что первый раз снимаюсь в кино, тем более, что это был уже третий мой фильм, вторая главная роль и параллельно я снимался в американском фильме…

 

 

Конечно, простил бы, если бы та догадалась извиниться. Ведь она могла бы тогда сказать: «Никогда не снимайся с Абдуловым!» - и это было бы правильно! Потому что Саша сначала никак не воспринимал меня, хотя потом и перешёл на «вы»: меня это оскорбляло, и на прощанье я не подал ему руки… И потом, когда мы столкнулись на служебном входе Ленкома, он в свою очередь не поздоровался со мной… Но после я расквитался с ним по полной: тот уже стал режиссёром и снял «Бременских музыкантов», а я – кинокритиком, и написал ироническую рецензию, которая начиналась словами «Будучи незнакомым с Абдуловым…» и в которой я сравнил его со всеми главными героями…

 

 

Да, выплеснув на него всю мощь своего юмора и владение словом, я по полной отомстил за пренебрежение партнёром: прежде чем задирать нос, нужно сначала узнать, с кем имеешь дело… Что в отличие от Абдулова и сделал Маковецкий.

 

 

Сергей Маковецкий и Петр Янданэ. Кадр из фильм «Черная вуаль», 1995 год.

 

 

Сергей первым представился, спросил, откуда я, а узнав, что писатель и художник, попросил дать почитать свои произведения и пригласил в гости… То есть выдал весь джентльменский набор. Потом, через несколько лет, Маковецкий, увидев меня (что интересно) у МХАТа, где я просто сидел с бутылкой пива, первым протянул руку. Я же, обрадованный такой оказией, спросил его, почему тот во время последней встречи так холодно поздоровался со мной – не обиделся ли он, что в одной своей рецензии я вскользь упомянул его? И он ответил: «Что ты, ни в коем случае! Ты так сыграл! А я тебе только подыгрывал…». И это был огромный комплимент от народного уже тогда артиста.

 

Несмотря на то, что я уважаю и ценю Абдулова, как актёра, как человек, он, мягко говоря, оказался для меня совершенно неинтересен. И меня удивляет, что некоторые актёры в перерывах вместо того, чтобы знакомиться и общаться, утыкаются в книгу или вообще играют на телефоне. А так ведь многое можно упустить из виду…

 

 

Показательный случай был на той же «Чёрной вуали». В первых же кадрах фильма мы выходим с Абдуловым из авто, и нам открывает дверь высокий швейцар - казалось бы, простой эпизодник с «Ленфильма» - и вы думаете, кто это оказался?

 

Как-то в перерыве один актёр похвастался, что у него на ботинках написано «Смоктуновский». У меня на старинных сапогах тоже было написано «Казаков» и «Крамаров» - но я скромно промолчал. Сидящий же рядом «швейцар» сказал: «А я снимался со Смоктуновским!». Я удивился: «Где?!». «В «Гамлете», - ответил тот. «И кого же вы там играли?». «Тень отца Гамлета!» - гордо ответил старик… Я в душе умер от смеха, потому что, если в театре это серьёзная роль, то в кино тебе нужно только пройти державным шагом на заднем плане под вентилятором - потом тебя озвучит профессионал, что и было сделано народным артистом. Но я всё равно был горд таким знакомством и даже попросил автограф в свою книгу Амфитеатрова…

 

К сожалению, я так и не получил никакой славы после выхода фильма… Я целый год упрашивал московского журналиста Владимира Бараева написать о «Чёрной вуали» в бурятской прессе, чтобы хотя бы знакомые сходили на фильм, тем более, что со мной снимались буряты – Алексей Андреев, переводчик с китайского, с женой Светой, которые, к сожалению, не попали в титры – но Бараев так ничего и не написал… И в результате, как мне потом сказали, на сеансе в «Прогрессе» в зале сидело всего по восемь человек – когда я огромный и красивый смотрел в невидимую пустоту… Так что вместо триумфа получился пшик… И в этом я признаюсь для тех, кто мечтает о славе и может позавидовать мне…

 

 

Такое встречается в кино постоянно. Я, например, сейчас на съёмках в сериале «Любит – не любит» езжу на «Мерседесе» Патрика Суэйзи… Он ездил на нём в фильме «Дом у дороги», и на лицевой панели и боковом стекле машины есть две фирменных таблички, что тюнинг машины AMG сделан персонально для него… Мне же вдвойне было приятно водить классную машину, ведь я только заканчивал автошколу, успев вовремя ещё пойти на курсы, а то бы не видать мне было такой роли! Ведь ездить приходилось по оживлённым улицам: это не то, что восемнадцать лет назад в «Чёрной вуали» - по тротуару да ещё под присмотром двух гаишников… Перед этим я, правда, ещё возил на «Линкольне» Малколма Макдауэлла. К сожалению, фильм, в котором мы встретились на одной площадке, провалился в прокате, и мне запретили о нём что-либо писать…

 

 

В последнее время я стал сочинять ещё и анекдоты. Я всегда задавался вопросом, кто же сочиняет анекдоты, и как это возможно сделать самому – и вот теперь дорос и до этого. Первый мой анекдот, закинутый мною в Интернет, опубликовали все газеты: «Штирлиц шёл по коридору: приближалось 23 февраля, а выпить было не на что. – Господин группенфюрер, - остановил он Мюллера, - не займёте 100 марок до майских праздников? Мюллер хмыкнул, но дал». «Хорошо запоминается последняя фраза, - подумал Штирлиц, догнал Мюллера и попросил 50 пфеннигов». Или вот еще. «Два врага жили по соседству, и каждый мечтал, чтобы дом соседа сгорел. И что удивительно – мечта у обоих сбылась! Мораль: не мечтай чужую мечту».

 

 

Нет, конечно, пишу, но уже редко и коротко – типа хокку:

 

Сидя на дне рожденья,

 

Заворожёно смотрю

 

На вершину своей смерти…

 

 

Я думаю о смерти всегда, и приглашение работать во МХАТ позволяет теперь мне подытожить свою деятельность в кино.

 

Сниматься в кино – это для меня жизненное удобство, позволяющее нигде не работать для пропитания, а пару раз в месяц выходить на сцену МХАТа – несравненная роскошь!.. В кино всё делают за тебя: звонят, привозят, одевают, кормят – в отличие от моих основных занятий литературой и живописью, где всё нужно делать самому и постоянно обивать пороги галерей и издательств. Но дело за ними ещё впереди: быть может, я приговорён к долгому сроку жизни, чтобы осуществить всю программу, потому что я фактически только сейчас начал получать дивиденды. Хотя и страшно представить меня успешным художником, модным писателем и знаменитым актёром одновременно… Мой разбег был слишком долгим и трудным… Но кто долго ждёт, тот много получит – таково моё убеждение.