Пронесло. Почему Бурятия избежала крупного общественно-политического конфликта

Считается, что идеологии и связанной с ней борьбы в Бурятии нет. А есть только противоборство разных личностей, которые говорят примерно одно и то же и по одному и тому же поводу. И действительно, видимое положение вещей в политике региона приблизительно соответствующее. К тому же, к нынешней сложившейся политической парадигме можно добавить ещё одну закономерность: каким бы человеком ни был руководитель республики, его здесь принимают восторженно, а провожают, скажем так, не очень хорошо.

Новейшая история бурятской власти в части деятельности руководителей - как белка в колесе, вертится внутри порочного круга: приход во власть под “единогласную” поддержку - энергичное начало - деградация - коррупция в окружении - утеря контроля - отставка - новый приход “под аплодисменты” - новое начало с энтузиазмом - деградация - еще большая коррупция - взаимные упреки, потеря управления - отставка и так далее по кругу. Без какой бы то ни было добавочной политической стоимости. Кажется, что политика в Бурятии не имеет никакого политического содержания и какой-то определенной направленности.

Однако более пристальный взгляд на эту “карусель” позволяет увидеть, что порочный круговорот бурятской политики - это лишь продолжение порочного круга бурятского мировоззрения, которое на протяжении многих десятилетий вращается в знаменитом идеологическом треугольнике между бурятофобией или, как ее еще называют, манкуртизмом, русофобией, граничащей с агрессивным национализмом и пораженчеством, то есть тем фактором, который обозначают в образе “страусиной позы” - “голова в песке, а задница вверху”. Поэтому  идеологическая борьба в этнической Бурятии не только существует, но и проходит исключительно внутри этой дискредитировавшей себя ментальной модели.

Выборный 2017-й год - время особенное, чтобы о нем ни говорили и ни писали. И он стал одним из самых ярких этапов раскрытия всех главных бурятских идеологических трендов на новом витке бурятской истории.

Предшествовала этому мощная интервенция в общественно-политическую сферу Бурятии активистов, борющихся за возрождение бурятского языка, культуры и традиций. Выразилась она в жесткой критике сначала действующей власти, а затем сложившейся за столетие родоплеменной властной конструкции региона. Таким образом, можно считать, что за последний период в Бурятии зародилось еще одно идеологическое направление - традиционализм.   

Можно предположить, что бурятские русофобы с их агрессивной риторикой против власти и России в целом, бурятофобы, настроенные скептически к бурят-монгольской культуре, добились результата прямо противоположного тому, на который рассчитывали. В конечном счете, они обращались не к националистам-реакционерам и не шовинистам, а к бурятской традиционалистски настроенной аудитории. 

В итоге “общими усилиями” в Бурятии сформировался мощный традиционалистский пласт. Его приверженцы настроены на восстановление бурятской идентичности и одновременно с этим желают участвовать в делах российского государства как инструмент влияния на Азию. Как это было раньше. Такая идеология всё больше проникает в сердца и умы многих людей по всей этнической Бурятии.         

И в этой связи в бурятском обществе образовались два идейно противоположных лагеря: либерально-консервативный, желающий оставить всё как прежде, и традиционалистско-прогрессивный, который настроен кардинально изменить сложившееся положение вещей. К тому же, эти две центральные идеологии четко встроились в ментальность двух общественных разновидностей бурятского народа: Запад - Восток. Нужно отметить, что в последующем географический принцип, исторически сложившийся из-за огромного ареала проживания бурят, должен исчезнуть.

Другой общественно-политической идеологии в Бурятии нет, поскольку коммунистические, демократические и другие идеологии выстроены как производная к частной собственности. Поэтому совершенно бессмысленно общаться с бурятскими политиками по лекалам этих абстрактных для местного обывателя критериев. Коммунистическо-демократическая матрица к бурятской политике неприменима. Именно поэтому в республике при разговоре мало кого интересует отношение людей к частной собственности. Многих, если не всех, интересует географическая принадлежность людей: ответ на вопрос: “Откуда ты?” является фундаментальным критерием для формирования мнения о его личности.

Вместе с тем, в центре противоборства двух идеологических платформ существует один-единственный вопрос, который имеет в Бурятии политический и экономический смысл. Это вопрос о власти. И на этот вопрос до сих пор не сформулирован исчерпывающий ответ обеими сторонами. 

Поэтому в выборном 2017-м году эти два бурятских полюса были готовы к серьезному столкновению. Лидером либерально-консервативного крыла был обозначен Вячеслав Мархаев. Поскольку у традиционалистов пока не сформирован или не обозначен лидер, это крыло поддержало крупного федерального чиновника с бурятскими корнями Алексея Цыденова.

Агрессивные и эмоциональные выпады “мархаевцев” могли спровоцировать ответную реакцию оппонентов. Таким образом, в Бурятии могла произойти масштабная катастрофа по аналогии с “тункинским разломом”. Но этого, к счастью, не произошло.

Если, как убеждает Вячеслав Мархаев, действительно была проведена “спецоперация” по недопущению кандидата от КПРФ к выборам, то получается, что цыденовские политтехнологи предотвратили серьезный общественно-политический кризис в Бурятии. Если же Мархаев сам снялся с выборов главы для подготовки к хуральским выборам, то у него сработала политическая интуиция, он почувствовал опасность. В любом случае, в существующей ситуации бурятское общество избежало мощного и продолжительного катаклизма, противоборства и взаимных упреков.